Зомби-либерализм как низшая и последняя стадия тоталитаризма

За последние несколько месяцев судьба западного социально-политического мейнстрима — который мы условно называем «либерализмом» — определилась окончательно. Он на наших глазах трансформируется в транснациональную анонимно-бюрократическую тоталитарную диктатуру, агрессивную и неадаптивную, претендующую на всеобщность и обязательность для всех стран мира под угрозой их раздробления и подавления, а также для всех жителей Земли — под угрозой их физического уничтожения.

Этот «либерализм» — который мы будем в силу некоторых характерных внешних признаков именовать «зомби-либерализмом» — проявляется на всех уровнях политики, идеологии и массовой информации, в особенностях внешней политики и экономической политики западных стран, в специфике их «независимой» пропаганды, в том, как теперь позиционируют себя их прямые представители-коллаборационисты в российском истеблишменте — так называемая «либеральная интеллигенция».

Внешние проявления «зомби-либерализма» чем далее, тем более парадоксальны. Его публичная идеология давно уже приняла формы общеобязательной и даже не государственной, а транснациональной системы ценностей, формально именуемых «либеральными»: среди них толерантность, мультикультурализм, свобода слова, демократическая избирательная система. Наиболее значимыми среди эти ценностей стали своеобразно трактуемые ценности «толерантности» — отрицание всякого рода дискриминации (по национальному, расовому, социальному, гендерному и т.д. признакам) трансформировалось в предельно агрессивный культ «фобофобии», обязывающий общество преследовать и дискриминировать всех, кто пытается — по любым причинам и в любой форме — претендовать на своё понимание межчеловеческих различий и разделений.

При этом реальность «зомби-либеральных» практик всё более радикально противоречит всем перечисленным ценностям, демонстрируя все особенности поведения зомби.

Во-первых, зомби-либерализм официально, публично и не маскируясь дегуманизировал свою военно-политическую и правовую практику, отказавшись от элементарных моральных ограничений (не говоря уже о высоких цивилизационных стандартах права). Публичные (под видеокамеру) казни через повешение Саддама Хуссейна и других руководителей Ирака (2005—2012 гг.), варварские расправы (опять же на камеру) над Муаммаром Каддафи и его соратниками (2011 г.) в результате прямого военного вмешательства США и НАТО (в Ираке американские силовики захватили свергнутых ими официальных руководителей независимого государства и цинично передали их для расправы боевикам, в Ливии Каддафи был захвачен мятежниками после того, как самолёты НАТО расстреляли его кортеж) — всё это стало отнюдь не первым прецедентом внедрения в практику мировой политики Запада инструмента Международного суда Линча. По похожей схеме обеспечивались расправы над многими неугодными Западу лидерами — от Моссадыка и Лумумбы до Сальвадора Альенде. Но в те давние времена Запад и не претендовал на «высокие стандарты гуманизма», не запрещал смертную казнь и вообще действовал чужими руками. В случае с Саддамом и Каддафи силовики Запада зверски уничтожили — по собственному усмотрению и без официального объявления войны — неугодных им руководителей независимых стран, передав «на аутсорсинг» местным боевикам самую последнюю стадию расправы, но даже не пытаясь дистанцироваться от прямой ответственности за неё.

Во-вторых, зомби-либерализм характеризуется полным отчуждением собственной системы власти и управления от населения, превращаясь — везде — в оккупационный режим. Характерным здесь становится навязывание вышеупомянутых «ценностей» вопреки нормам и традициям местного населения, будь то оккупированный Ирак, сельская Франция, бюргерская Германия или консервативная Северная Америка. Для оккупационной логики характерно попрание элементарных прав и интересов местных жителей (таких, как право жительниц Кёльна на защиту от сексуального насилия со стороны «мирных беженцев», право жителей Латвии на внесение в паспорта собственных русских имён без оскорбительных и меняющих смысл латышских «огласовок» или право жителей Новороссии на сохранение собственной русской идентичности и на жизнь — свою и детей). В любом случае объектом «защиты» со стороны сил толерантного тоталитаризма становятся радикальные националисты, исламские фундаменталисты и другие зомби, а «фашистами», сепаратистами и ксенофобами объявляются нормальные люди, пытающиеся защитить себя и своих.

В третьих, для зомби-либерализма характерна полная утрата инстинкта самосохранения — как личного, так и применительно к системам и всему мироустройству. Полицейская защита вторгшихся в сердце Германии мусульман-насильников от «фашиствующих» местных жителей, пытающихся защитить собственных женщин и детей, — это только одно из проявлений этой новой транснациональной суицидальности Запада. Высшей формой торжества искусственно навязанных «правил» и «ценностей» становится то, что можно назвать монетизацией ценностной системы: в результате один из ключевых участников западного альянса — Япония — не может получить из резервов госказначейства США вложенные туда после трагедии «Фукусимы» «на сохранение» деньги, а зомби-либералы из российского «финансового блока» продолжают вкладывать в эти самые резервы миллиарды долларов собственного «стабилизационного фонда» в условиях давно ведущейся Западом против России экономической войны.

Наконец, характернейшей чертой зомби-либерализма является легализованное человеконенавистничество. Способностью к абстрагированию от человеческой природы врага великая цивилизация Запада отличалась всегда: со времён Кортеса, достигла вершин во времена Холокоста и бомбардировок Хиросимы, Нагасаки и Дрездена, но только в последние годы она избавилась от малейших попыток самооправдания и рефлексии, соорудив на выходе чудовищный феномен «гуманитарных бомбардировок» Югославии.

Потому что и Гитлеру, и — тем более — его противникам были необходимы хотя бы формальные «отмазки». Хотя бы легенды. А ещё лучше — правда (так, у наших западных союзников по итогам Второй мировой войны накопилось множество аргументов для любых действий в отношении Германии и Японии). Сегодня Запад решает свои моральные проблемы путём их элиминации, а решения об ответственности других стран за несовершенные ими преступления (как в случае Ирана и 911) принимаются персонально нью-йоркским судьёй и не подлежат обжалованию.

А самое главное — теперь не нуждаются ни в обжалованиях, ни в оправданиях любые человеконенавистнические идеологические конструкции. Ни расовые «аргументы», ни социально-классовые инсинуации теперь не нужны для того, чтобы избежать противоречия между ультралиберальной «системой цивилизованных ценностей» и любой человеконенавистнической практикой — потому что все эти ценности оснащаются цензовой системой, которую «зомби-либеральный» режим будет формировать по своему абсолютному произволу. Это, в частности, наглядно подтверждает повседневная лексика «российских» «зомби-либералов», в последние месяцы официально провозгласивших, что все, кого они, а точнее репрезентируемый ими Запад, посчитает нужным, будут исключены из списка полноценных людей, обладающих политическими и личными правами (наиболее ярко это прозвучало в последних выступлениях «либералов» на Вильнюсском форуме российских коллаборационистов).

Как же можно объяснить чудовищный, агрессивный и самоубийственный феномен зомби-либерализма?

Освальд Шпенглер в «Закате Запада» развивает теорию «третьей религиозности»: на стадии умирания цивилизации возрождаются в изменённой форме некоторые черты, характерные для стадии её бурного роста. Так, если для «юной» культуры характерен искренний, пассионарный религиозный подъём, иногда достигающий уровня фанатизма, то на этапе цивилизационного распада, на фоне исчерпания жизненных сил и духовного содержания, возможно возникновение фанатизма нового типа — фанатизма формального, обезличенного, бездушного. Когда «горение духа» — после окончательного вырождения духовной составляющей — подменяется системой фетишизируемых алгоритмов поведения.

Зомби-либерализм — говоря другими словами — это система ценностей Запада, подвергшаяся полному обезличиванию и трансформировавшаяся в набор общеобязательных алгоритмов поведения, отступление от которых — и это возвращает нас ко временам примитивного варварства — табуировано.

Мы получаем фанатизм алгоритмический, не рефлексирующий, аморальный, а самое главное — общеобязательный. То есть тоталитарный.

Мы получаем фанатизм имитационный, с обязательностью имитации на всех уровнях и для всех участников процесса. Причём на высших уровнях речь идёт о политическом цинизме, избавленном от культурных кодов: на место жёстких и жестоких прагматиков в диапазоне от Черчилля и Рузвельта до Тэтчер, Никсона, Рейгана и Киссинджера с Бжезинским приходят новые сущности, так хорошо знакомые нам по американским фильмам категории Б про зомби-апокалипсис — Хиллари Клинтон, Ангела Меркель, Барак Обама, Франсуа Олланд. Люди, несравнимые по масштабу личности со своими предшественниками. Но — и это главное — несравнимые по своей алгоритмизированной обесчеловеченности не только с ними, но и с самыми страшными Тамерланами и Гитлерами былых времён.

Между прочим, их нынешние «оппоненты» — столь же алгоритмически фанатичные, столь же искусственные, столь же «цензовые» в отношении выбора объектов расправы — зомби-исламисты из ИГИЛ (террористическая организация запрещена на территории РФ) — чем дальше, тем больше сливаются с ними в своей тупой, агрессивной и самоубийственной практике. Разве что руководят ИГИЛ — если верить экспертам — немного более человечные особи, вроде Иззата Ибрагима, для которых алгоритмический фанатизм пока ещё остаётся орудием мести, а не единственно возможным способом существования.

Д.Юрьев.

Источник