Диалог приднестровского предпринимателя Владимира Пасютина и российского публициста Льва Леонова о жизни, бизнесе, проблемах Приднестровья.
См. начало очерка
4. СЧАСТЛИВОЕ И НЕСЧАСТНОЕ ПОКОЛЕНИЯ
Л.Леонов: Сейчас у нас пошли "школьные годы чудесные". В обычной средней школе учился, или надо писать "гимназистские годы чудесные"? Эти "гимназистские годы" и спеть-то невозможно в известном школьном вальсе…
В.Пасютин: Тогда была средняя школа номер три, но почему-то ее переименовали в гимназию номер один. Я не понимаю, чем им название "школа" мешала, идиоты какие-то. Еще есть "теоретический лицей". А что, бывает практический лицей, кто-нибудь слышал о практическом лицее? Бред какой-то! Школа как школа. Им всем захотелось перемен, как Цой пел: «Перемен требуют наши сердца». Но перемены должны быть оправданные и разумные, с положительным результатом, не просто перемены ради перемен. Перемены в школах, по-моему, это тот самый неудачный случай перемен.
Л.Леонов: У нас, к сожалению, по худшему сценарию и другие перемены пошли.
В.Пасютин: Да, к сожалению.
Л.Леонов: У меня есть теория, и она, в общем-то, подтверждается, что самое счастливое поколение советских людей, если за все периоды посмотреть, это как раз люди, родившиеся сразу после войны, Вот я туда помещаю где-то 1947 – 1950 годы, может быть, еще 1951 год. В 1945 еще не все с войны вернулись, а 1946-й был неурожайным и голодным.
Родились дети победителей. Радость Победы и оптимизм окрасил их детство. Родители были озарены счастьем мирной жизни, достоинством, и жизнь шла на подъем. Можно где-то довести до года смерти Сталина. Вот эти 4 года, 1947-1951 - дали стране самое счастливое поколение, потому что мы (а я к нему принадлежу) получили максимум от жизни, от государства, которое для этого поколения смогло, наконец-то, реализовать все провозглашенные принципиально новые и важные идейно-практические установки, как говорится, все лучшее – детям.
Ваше поколение уже не входит в этот пул. Вы уже столкнулись с проблемами, которых мы в детстве не знали и которые легко переживали в более взрослом состоянии. Стяжательство, блат, кумовство, зависть поперли как из рога изобилия. А потом то поколение, которое после смерти Сталина, когда хрущевская «херомантия» полезла, это, конечно, уже где-то несчастные дети, потому что там дальше была голодуха, из ничего сделанная Хрущевым в 1963 году (вы помните, хлеба не было), и разочарование, потеря веры в лучшее завтра.
В.Пасютин: Не, у нас тут, в Молдавии, я не помню, чтобы была такая резкая граница между верой и неверием в государство…
Л.Леонов: В Молдавии такого и не было. Молдавия она была на особом счету, особенно та ее часть, которая присоединилась к СССР фактически после войны. Конечно, сюда внимания уделялось больше, Брежнев тогда тут работал, вы же знаете.
В.Пасютин: Однако я помню, что манную крупу нужно было покупать где-то, и родители голову ломали где, а сейчас манка считается вроде как и вредная, а ее детям дают.
Л.Леонов: Мы отсюда, из Молдавии возили на Урал тарелки обыкновенные, у нас тарелку нельзя было купить. Мы отсюда вывозили табуретки, пуфики разные, ковры и дорожки. Первые и единственные в СССР модные тогда чемоданчики-"дипломаты" изготовлялись только в Молдавии. Как и лучшая в СССР одежда. Тираспольская фабрика "Одема" около 50 кварталов подряд (!) лидировала в своей отрасли в СССР. Чудесные мужские костюмы шила фабрика "Ионел" в Кишиневе. Молдавия заваливала всю европейскую часть СССР своими помидорами. А консервацию нередко было встретить и за Уралом.
В.Пасютин: Верю. И сейчас есть литература такая, оказывается, что это все было специально сделано, такое вот изобилие в одном месте. Получается, что Россия все отдала всем. Даже молодого Брежнева.
Л.Леонов: Мы как-то были в Болгарии с женой, поражались там уровню жизни, все на порядок выше, чем в Союзе. Тогда все страны социализма из Болгарии делали витрину, показательную такую страну, где бы приезжие видели, как в советском лагере хорошо живется.
На Урале тогда очень редко можно было встретить какого-нибудь иностранца, тем более иностранную машину. А ведь это уже были восьмидесятые годы. Я тогда только в Болгарии впервые увидел тараканьи бега этих иномарок, туда-сюда. Даже в Москве такого авторынка не было. Там как проходной двор был, в Болгарии, там хороший бизнес был туристический, хороший сервис, там полно было иностранцев. Я тогда впервые, как обычное дело, сидел в столовке с иностранцами за одним столом. Причем не только иностранцы из соцлагеря, но и всякие западные немцы у нас за столом сидели.
Молдавия была примерно на таком же исключительном положении в СССР, и не только Молдавия, но и, например, среднеазиатские республики тоже самое.
В.Пасютин: Грузия, Армения.
Л.Леонов: Грузия, Армения, Кавказ, Прибалтика. Ну, прибалты они сами по себе варились, у них свое было, они в меньшей мере гребли из общей кормушки, но тоже там какие-то моменты, особенности были. А мы на Урале жили, как рабочая скотина, ужас просто, вспомнить страшно.
В.Пасютин: Хотя жизнь я прожил, но знаю, все эти перекосы можно было преодолеть.
Л.Леонов: Конечно, а вместо этого проблем-то все больше и больше становится. Уже забытое и преодоленное, оно опять возвращается: например, туберкулез, детская беспризорщина, проституция, рабочий день по 14 часов…
В.Пасютин: Потому что государство устранилось. Вы вспомнили про Хрущева. Я помню, мы в школе, наверное, первый класс это был или второй, я уж не помню, были буквари или что. Учительница говорит: «Детки, открывайте страницы 1 или 2, надо вот этот портрет вырезать». Кого там вырезать, уж не помню.
Л.Леонов: Сталина, может быть?
В.Пасютин: Я бы запомнил, если бы Сталина.
Л.Леонов: Да, к тому времени Сталина уже Хрущев развенчал, по нашей доброй расейской традиции валить на предшественника все свои грехи. Хрущева как раз тогда сняли. Его же в 1964 году осенью сняли, и вы как раз пошли в первый класс, 1957 + 7, как раз это был 1964 год.
Я помню эту историю очень хорошо с Хрущевым, со всеми, которые последовали, чистками библиотек… сколько книг повыкидывали. И в школьной библиотеке, я ходил и в другие библиотеки, – и оттуда. Только что публично не сжигали, как в Германии при Гитлере было.
Следующая волна выкидывания книг была в 90-ые годы, стали выкидывать книги Ленина, Сталина. И я, благодаря этому, слава Богу, собрание сочинений себе приволок, помню, Сталина – из Магнитогорска притащил, из Дома политпросвещения (во, компартия была!). Ленина тоже где-то по кускам всего собрал, была и другая раритетная сегодня интересная литература.
В.Пасютин: Так я еще маленький был тогда, и думаю: так какого черта тогда напечатали, зачем книги портить? Думаю, ну не нравится кому-то, так пусть себе будет. Зачем резать?
Л.Леонов: Интересную тему затронули. А у вас это недоумение как-то не закрепилось дальше?
В.Пасютин: Нет.
Л.Леонов: А у меня вот закрепилось. Был такой период, советско-китайское ухудшение отношений, 1963 год, и мы как раз проходили обществоведение, в школе у нас было уже в старших классах, седьмой-восьмой класс, и мы писали сочинение. Надо было писать какие китайцы плохие, а я взял и написал то, что думал. Я писал: а что у китайцев плохо? Я же помню прекрасно эти китайские термосы красивые, у нас таких вообще не было, китайская тушенка «Великая Китайская стена», такие банки здоровые, красивые тоже, там китайская стена нарисована. Я помню, все детство у меня было завалено земляными орехами, арахисом из Китая, за копейки продавали мешками. Фонарики китайские первый раз появились с круглыми батарейками, у нас же были плоские батарейки. Вот вы даже не помните – у нас фонарики были плоские, в них вставлялась плоская батарейка. И вдруг появляются эти китайские круглые фонарики. Такая у них круглая головка, откуда свет идет, удобно в руке держать. И батарейки китайские такие красивые, не то что наши, свечным салом измазанные. Я это все написал – так мне поставили двойку. Потом мать вызвали, говорят, он у вас "аполитичный". Пугало такое было: "Он у вас аполитичный растет, мы ему хотим двойку поставить за 8 классов". А потом я узнал, что "аполитичный" – значит, равнодушный к политике. Эти умники-воспитатели даже смысла слова "аполитичный" не знали. Но была установка… Как раз это был 1963 год, я там и влип. Я также написал в том сочинении: а что мы сейчас имеем? Ночь-полночь стоишь за этой полбулкой хлеба с отрубями. Ну и провел параллель, что не надо было с китайцами вообще-то ругаться. С тех времен я стал каким-то шибанутым в эту политическую сторону.
В.Пасютин: Ну я тоже, только это не называется "шибанутый", это, наоборот, нормальный. А когда это стадо баранов, им приказали – они под козырек. Сегодня они религию эту дрючат, а завтра бегут в церковь молиться. Как наши придурки. В этом плане Смирнов хоть нормальный, он хоть не крестится. А был Гена бендерский, стоит и крестится.
В школе я гуманитарные и химию любил, поэтому у меня такие успехи потом были в сельском хозяйстве. В школе, видимо, все зависит от учителя. Когда учитель нормальный, то и предмет как-то нравится… А если учитель, как по Гоголю, стулья ломает…
Вот у нас была по молдавскому языку, не то чтобы по Гоголю, а так – истеричка. Так я ее предмет не то что не любил, а не учил вообще, ну, правда, знаю пару стишков на молдавском.
Я любил гуманитарные предметы, потому что их учить не надо. То, что на уроке рассказывали, мне достаточно было. По истории там все запоминающееся, по литературе – тем более, я любил сочинения писать и писал их не так, как все.
Надо отдать должное, учителя у нас были мудрые. Бывает, что дети не любят учителей, тут сами учителя и виноваты, а у нас в школе учителя были на очень хорошем уровне. Не было такого, чтоб они заставляли, угнетали. У меня воспоминания о школе очень хорошие.
Л.Леонов: Детский мир у вас как проходил? На уровне городского? Вы же в каком-то крестьянском домике жили?
В.Пасютин: Городского. Это первые два года мы жили в доме, а потом мать всеми силами вырвалась… Она квартиру получила примерно там же, где мы жили, то есть в предместье, это Борисовка. Ей удалось поменять квартиру на центр города, она в центр города стремилась все время. Думаю, что она это правильно делала, хотя расстояние здесь и небольшое, но это совсем уже другой уровень, в лучшую сторону.
И в центре города жили, но опять же, здесь Днестр, и мы все детство проводили на улице и на Днестре, потому что друзья все утром поехали на пляж, вечером вернулись домой. В общем, на улице жили в отличие от того, как все сейчас сидят по домам за компьютерами или смартфонами. Я считаю, что для детей лучше, когда на улице… для здоровья, для развития. Смартфоны, конечно, развитие резкое дают, но много и негатива там есть тоже. Мне больше нравится, когда я на улице всю жизнь проводил.
Л.Леонов: А какого-то там кусочка земли не было? Картошку не садили?
В.Пасютин: Картошку? Нет, точно.
Л.Леонов: У меня все детство прошло на картошке… Чтобы картошку семье не посадить, тогда это было не принято. Для меня это было трудно, конечно, но как-то по-праздничному: с народом выезжали, костры жгли. Землю давали за городом, совсем далеко. Там какие-то поля неудобные, вот их там разрезали на кусочки, кто сколько просил, но мы больше 4 соток обычно никогда не садили. Четыре сотки, пять соток, шесть кто-то садил, восемь кто-то даже садил, это же огромный труд! Вот мы на посадку ездили, потом на прополку пару раз ездили за лето, на уборку урожая. Потом, конечно, стало это все угнетать, потом появилось это все в продаже, и мы перестали садить. Сняли эту картофельную проблему только где-то в 80-х.
Это было очень распространено, такой выезд на поля. Через него получалась связь с природой, с землей. А вторая связь у нас была через школьные участки, на которых каждый ученик обязан был летом сколько-то часов отработать. Школа, в которой я учился, известная очень была в городе. Помню, наша директриса была повернутая на том, чтобы нашей школе присвоили имя Ленина. И все 8 лет, что я там учился, она этого хотела, боролась, но ей так и не удалось это сделать.
А школа была с таким маленьким сельскохозяйственным уклоном. У нас учителя зоологии, биологии были такие продвинутые немного. Был пришкольный сад такой, очень интересный сад, наверное, с полгектара, там какие-то опытные работы велись, кукуруза трехметровая росла, теплица была большущая, там помидоры, огурцы росли зимой, яблонь было очень много. Участок был огорожен, там можно было очень многому поучиться интересному. Учительница биологии в каких-то конкурсах принимала участие и большие места наша школа получала. У вас что-нибудь такое было? Откуда крестьянский такой поворот с вами получился?
Пасютин: Когда мы у бабушки жили, там полгектара был участок, я никогда там ничего не садил, да и отец тоже, потому что отец посадил там абрикосы, и было очень много абрикосов, но я сельским хозяйством никогда не интересовался.
Л.Леонов: А любовь к абрикосам у Вас до сих пор осталась с того времени?
В.Пасютин: Да, почему-то абрикосы сопровождают меня всю жизнь, сейчас считаю, что они очень полезны для здоровья.
Л.Леонов: Их стало что-то совсем мало в последнее время, они дорогие, мало и плохие.
В.Пасютин: На абрикосах, когда был «Агростиль» в последние годы, я зарабатывал довольно-таки неплохие деньги. Продавали не на местном рынке, а оптовикам, которые везли в Киев. Но это было до Майдана, а после Майдана там цены упали в два раза, потому что гривна упала и, соответственно, все цены понизились. Получается, спекулянты покупают у нас, везут в Киев, а там также оптом продают местным спекулянтам, а еще распродают по точкам. И вся цепочка такая, что приходилось снижать цены. Во всей цепочке снижали, потому что иначе вся цепочка рушилась, убытки. Но даже при том, все равно было более-менее рентабельно, а теперь эти наши идиоты угробили уникальный персиковый сад "Агростиля" с капельным орошением. Отобрали у меня и сами не знают, что с ним делать.
Л. Леонов. При Пасютине персик стоил по цене картошки, а теперь картошка стоит по цене дорогущего и редкого персика. Теперь Госпрограмму будут принимать по восстановлению персиковых садов, будут в бюджете закладывать деньги.
В.Пасютин: Это они любят, потому и нет денег, что они все, что им в руки идет, бездумно гробят.
5. МАЛЬЧИШКА С ФОТОАППАРАТОМ
Л.Леонов: В общем, сельское хозяйство в повестке жизни у вас не стояло?
В.Пасютин: Не стояло. Закончил, как положено, десятилетку. И потом поступал в Киевский театральный институт.
Л.Леонов: О, как!
В.Пасютин: Так я же фотограф. С 13-ти лет я начал заниматься фотографией.
Л.Леонов: Чем это было вызвано? У меня тоже интерес к фотоделу был. Но у меня случайно вышло, по беде, отец оставил технику, когда умер. Он был фронтовик, из больниц не выходил (я остался без отца рано, в 10 лет). А техника была, отец активно занимался фотографией. И как-то мы привыкли, что где-то как-то нас фотографируют, я стал фотографировать тоже. Фотоаппарат был лучший в те годы – зеркалка "Зенит". А у вас какой был первый фотоаппарат?
В.Пасютин: Самый простейший, «Смена», 35 мм, «Смена 8М», там рублей 10 или 15 стоил по тем временам. Все пленочные фотоаппараты уже отошли, сейчас электронные.
Л.Леонов: Ну кто-то вас, наверное, все-таки увлек этим фотоделом.
В.Пасютин: Наверное, но скорее азарт. И мы с друзьями поехали в молдавское село фотографировать свадьбы, зарабатывать деньги. Это в 13 лет. Там были со мной друзья-евреи.
Л.Леонов: Ну, это у них с детства – деньги зарабатывать. Они тоже фотографировали?
В.Пасютин: А у меня не было тяги к деньгам, мне фотография просто нравилась. Фотограф был только я один в нашей компании, но там до съемок и денег не дошло.
Мы приходим на Молдаванку, а мы молдавского языка не знаем, спрашиваем: «Унде здесь свадьба?». «Унде» – это «где?». А дальше мы не знаем. Прибежали девчонки маленькие, они любят фотографироваться, мы их нафотографировали, потом я говорю: «Ну, кому сколько фотографий по 30 копеек? Давайте деньги, и мы разойдемся». Они говорят: «Нет, вот когда вы принесете фотографии, тогда мы заплатим по 30 копеек». Умные, молодцы, я тогда даже не обиделся. Самое обидное, что фотографии не получились. Я даже не понимаю почему, я тогда еще и не особо умел.
Л.Леонов: Первый блин комом.
Пасютин: Да, но воспоминания хорошие, потому что молдавское село, все яркое, цветное, девчонки бегают, но и взрослые были, очень хорошая атмосфера. О каком-то национализме вообще даже намека нет… несмотря на то, что под румынами только что были 20 лет. Не было тогда такого румынофилия, как сейчас. Молдаване народ хороший. А если их баламутят, как хохлов набаламутили сейчас, посмотрим, чем это все кончится. Какая-то у меня настороженность на этого Зеленского.
Л.Леонов: А продолжение всех этих поездок были?
В.Пасютин: Нет. Вот мы один раз поехали, и на этом все, а потом учеба. Потом я занимался фотографией чисто для себя, потом начал фильмы снимать еще 8-ми миллиметровой камерой.
Л.Леонов: То есть у вас была кинокамера? Вот мечта моего детства.
В.Пасютин: И надо отдать должное моим родителям – они никогда на мое увлечение не жалели денег. Кинокамера тогда 320 рублей стоила, две-три зарплаты.
Л.Леонов: Потом еще и вся эта обработка очень дорогая, материалы.
В.Пасютин: Цветные, да. Таким тяжелым трудом деньги доставались, а не жалели детям.
Л.Леонов: Отец так остался за баранкой или поменял работу потом?
В.Пасютин: Нет, так на пенсию и вышел шофером. Потом он работал в автокомбинате, но там тяжелая работа, по 12 часов в сутки работал. Но и заработки хорошие были по тем временам.
Л.Леонов: Автокомбинат – это что? Автоколонна?
В.Пасютин: Да, автоколонна, несколько сотен машин там было. Потом, уже попозже он перешел в автосервис работать, но там зарплата была поменьше намного, но полегче, потому что ездить не так много. Но там дополнительные заработки были. То одни дефициты доставал, то другие, этим зарабатывал. Тоже зарабатывал хорошо.
Л.Леонов: И что кино? Вы снимали на какую тему?
В.Пасютин: На разные темы.
Л.Леонов: Будучи в школе?
В.Пасютин: Да. Еще будучи в девятом классе снял кино про любовь, и, кстати, довольно-таки неплохое.
Л.Леонов: Игровые были фильмы или документальные?
В.Пасютин: В основном документальные, но вот про любовь был игровой. Он даже где-то сохранился, но я не уверен. Там еще даже и монтаж был хороший: парень сидит, мечтает о девушке. А я сделал, там по стеклу идет дождь, и контровой свет, так красиво, и эти разводы, и, в общем, неплохой фильм. Так мне дали диплом «За творческий поиск» на кинофестивале любительских фильмов в Кишиневе. Я все-таки думаю, что еще при Советской власти было лучше, потому что там были вот эти фестивали для детей и для взрослых, для всех.
Л.Леонов: Центры творчества всякие, которые стимулировали творчество.
В.Пасютин: Да, по интересам кружки там всякие, это все очень нужно. Но сейчас уже что-то есть, но платные, на другом уровне – уже не государственном. Случайно, одноразово. А в СССР была система и политика государственная.
Л.Леонов: Я помню эту систему, я в ней участвовал даже. Эта система на двух китах держалась: во-первых, были профсоюзные всякие дома творчества, клубы, дома культуры, а во-вторых, государственные, в основном, на селе.
В.Пасютин: Фильмы снимал уже в старшей школе, а это девятый-десятый классы. Мы после 8 класса ездили в Ленинград, после 9 класса ездили в Москву на поезде.
Л.Леонов: Сами организовали?
В.Пасютин: Нет, школа организовывала, но опять-таки – государство.
Л.Леонов: Мы тоже ездили по Москве, жили в гостинице хорошей, там номера маломестные, порой на одного человека, а для нас это удивительно.
В.Пасютин: Нет, мы жили в школе, нам поставили какие-то железные кровати, но нам-то все равно было, и впечатление очень хорошее, до сих пор помню.
Л.Леонов: Значит, вы были лауреатом конкурса любительского кино?
В.Пасютин: Дали диплом.
Л.Леонов: Я был многолетним членом жюри этих конкурсов в Челябинской области. Я тогда работал заведующим отделом культуры, литературы и искусства областной газеты. У нас в области была очень хорошая, высококотируемая киношная такая братва, которая снимала фильмы. И очень хорошие фильмы снимались, причем на республиканском, на союзном уровне всегда занимали первые места. У нас была целая школа киношная с традициями, фамилии очень известные. Это стимулировалось все время, поощрялось. Фестивали любительского кино длились по два-три дня, там десятки фильмов просматривалось.
И о чем был ваш фильм?
В.Пасютин: Про любовь. Мне тогда уже лет 15 было. Повесть о первой любви, «Дикая собака динго»? Ну, такой, хороший фильм. Недаром приз дали. «За творческий поиск». Не первое место, не второе, а просто диплом дали. Так я и то хвастался в школе и везде.
Л.Леонов: Какого уровня был конкурс, республиканский?
В.Пасютин: Да, республиканский. Но вначале я ходил там на курсы любителей, или как-то там они назывались. Ездил пару раз в неделю на автобусе в Кишинёв. Там выступали сценаристы, операторы, режиссеры. Это в девятом классе, мне было 16 лет. Хорошие времена были.
Потом я решил поступать на кинооператорский факультет, так как думаю, во ВГИК – это далеко до Москвы, решил в Киев. Киевский театральный институт, операторский факультет. Выслал там фотографии, нужно было выслать, они потом позвали: приходите.
Это был творческий конкурс, а потом позвали уже на экзамен. Потом сказали: зачем вы приезжаете на Украину из Молдавии? Тогда я ещё думал, что это же одна страна. А вот видите, уже тогда был национализм в Украине.
1974 год. Самый эпицентр этого брежневизма. И всё было относительно хорошо, за исключением всяких там дефицитов. Но национализм уже был, причём в среде интеллигенции. Именно эта гнилая интеллигенция, как говорил Ленин, она вот и гадила всем. То же самое было и в Молдове.
Л.Леонов: В Одессе такого, вроде, не было.
В.Пасютин: Одесса русский город, а Киев – это уже во всю…
Л.Леонов: Так и сказали: «Езжайте в свою Молдавию»?
В.Пасютин: Что-то типа того.
Л.Леонов: Не прямо сказали, не по национальному вопросу?
В.Пасютин: Нет-нет-нет, Боже упаси! Не прошел по конкурсу, что-то такое, или что-то типа: «А что вы в Молдавии не поступаете?» Но в том-то и дело, что только в Москве и Киеве были подобные институты.
Л.Леонов: Тогда было по пальцам пересчитать. В Ленинграде был институт театра музыки и кинематографии.
В.Пасютин: Но он, в основном, актеров и режиссеров готовил. И далеко. Короче, не поступил. Решил поступить на «Молдова- фильм» помощником оператора или режиссера. Что-то такое. А тогда был так называемый институт прописки. Если у тебя нет кишиневской прописки, на работу не брали. А у меня не было…
И мы решили с братом зарабатывать деньги. Начали ходить на халтуры - свадьбы фотографировать, кино снимать. Брат учился в это время в мореходке. И он даже на этом барке, «Товарищ», что ли, называется, куда-то сплавал.
Л.Леонов: Знаю, известное судно учебное «Товарищ». Курсантов мореходок вывозили в учебный рейд на «Товарище». Несколько месяцев даже плавали. Я его видел, кстати говоря, живьём. В Варне. Там была международная парусная регата. Из наших там был только «Товарищ». Красавец, чудо просто!
В.Пасютин: И в общем мы с братом начали ходить фотографировать и снимать кино. И мы первые в Бендерах, кто начал снимать кино на свадьбах. Тут свадьбы, ну знаете какие, любят это дело. Много народу, вино рекой, весело! Кто мимо идёт, того и затаскивают. И невесты любили, чтобы их пофотографировали, а тогда это ещё не было развито. Фильмы вообще мы начали первые. Договариваемся с музыкантами, что мы вешаем экран и пускаем кино. Утром снимаем в ЗАГСе, а вечером уже показываем. Причём ещё в начале чёрно-белые снимали, но там есть и цветные. А тогда цветные – это вообще круто было. Утром с десяти до двенадцати снимали, вечером уже привозим, и музыкантов просим музычку такую… и показываем. В общем, мы в день могли четыре фильма снять, в субботу, четыре разных свадьбы. И 25 рублей брали за фильм, то есть, 100 рублей зарабатывали. По тем временам, это очень хорошие деньги. Это только на фильмах. Мы ещё и фотографировали. Первое время фотографировали через неделю. А потом начали делать так, что утром фотографировали, а вечером, когда у них уже гулянка, мы и приносим фотографии. Они, когда пьяные, последние деньги отдают.
Л.Леонов: Психологи!
В.Пасютин: Ну, правда, когда совсем пьяные, то уже ничего не понимают.
Л.Леонов: Это всё было до кооперативов?
В.Пасютин: Конечно.
Л.Леонов: То есть вы тогда еще и в армии не отслужили?
В.Пасютин: Да, не был ещё. Наверное, года два до армии. Хорошие времена! Во-первых, тогда всё-таки самые стабильные годы, при Брежневе. Вот говорят, что дефицит был. А там столы ломились. А еще народ же такой: на праздник, на свадьбу последнее выложит. Такие сытые времена, что называется. И мы зарабатывали очень хорошо. Но своим трудом, как бы там ни было. Правда, бывало, что на нас государственные фотографы натравливали ментов. Конкуренция была.
Л.Леонов: Но конкуренции по фильмам у вас, наверное, еще не было? Потому что тогда кино было ещё редкость большая.
В.Пасютин: Они же привыкли, что эти фотографы, как короли. Там только они были, больше других не было, а тут появились фиг его знает кто. Потому кричали: «Мы государственные фотографы». Хотя всё равно они себе в карман клали всю выручку, государству доставалось немного.
Ну, менты взяли моего брата и в ментовку затащили. И пошла мать и там разоралась - они брата отпустили. Менты ещё такие были, еще не знали, что с ним делать, он же не хулиган. Работает парень, что-то делает, водку не пьёт. За что его посадить? Тогда ещё коррупции не было среди ментов, они как-то по-нормальному относились.
Л.Леонов: "Дикие" же времена.
В.Пасютин: Хорошие времена были.
Л.Леонов: Ну и у вас, наверное, какой-то банк свободных денег образовался?
В.Пасютин: Свободных не было, потому что они все куда-то уходили.
Л.Леонов: Была какая-то мысль развить этот бизнес, бизнесменские идеи не появлялись?
В.Пасютин: Мы уже были бизнесменами, потому что надо было крутиться при дефиците цветной фотобумаги в Советском Союзе. А мы ездили в Москву, покупали. С плёнками ещё более-менее, а бумага – вообще жуткий дефицит был.
Я поехал на завод, где производят, в Переславль-Залесский возле Москвы. Там контакты налаживал с торговлей со всякой: немножко им платили, копейки продавщицам платили. И все оптом скупали и делали запасы. То есть мы вкладывались в фотобумагу, потому что, если зимой не купишь, то потом и снимать незачем. Какой-никакой уже бизнес, это уже была какая-то практика, самопроизвольная что ли. Начало нашей предпринимательской деятельности, так можно назвать.
Л.Леонов: Наверное, тот фильм про любовь, который вы сняли, подтолкнул?
В.Пасютин: Фильм я снимал – денег там не заработаешь, просто нравилось это дело. А потом брат начал говорить, что раз ты это умеешь, то давай снимать фильмы и фотографировать.
Л.Леонов: А как домашние к этому отнеслись?
В.Пасютин: Ну, во всяком случае, не ругали, наоборот, они же видели, что мы работаем. Это же не пьянка, а работа. Нет, положительно относились. И мы первое время деньги вообще родителям отдавали, потому что нам и не на что было тратить. Рестораны стоили 3 рубля. За вечер.
Лев ЛЕОНОВ.
