Диалог приднестровского предпринимателя Владимира Пасютина и российского публициста Льва Леонова о жизни, бизнесе, проблемах Приднестровья.
См. начало очерка
35. ЭНЦЕФАЛОМИЕЛИТ
Л. Леонов: Ко всем вашим бедам, навалилась еще тяжелая болезнь. Когда власти начали крушить "Агростиль", она приобрела уже такие формы, что вас перевели на инвалидность первой группы. Когда это началось?
В.Пасютин: Где-то в 1988 году, после моей поездки в Москву, когда я перенес грипп на ногах. Наглотался антибиотиков и, вроде, ничего, а через месяц начал прихрамывать, потом меня положили в бендерскую больницу. Но здесь заболевание стало стремительно прогрессировать, они перепугались и отправили меня в Кишинёв. Тогда еще Молдавия не разделилась.
Л.Леонов: А что они перепугались? Не могли поставить диагноз?
В.Пасютин: Да, недостаточно квалификации. Направили в неврологическую клинику в Кишинёв.
Л.Леонов: Вы рассказывали, что у вас были какие-то фобии…
В.Пасютин: Клаустрофобия. Боязнь замкнутого пространства.
Л.Леонов: Это было до основного заболевания?
В.Пасютин: Клаустрофобия была давно.
Л.Леонов: А может быть, это был какой-то первый звоночек?
В.Пасютин: Никто не знает. Кстати, эта болезнь, рассеянный склероз, очень широкие пределы имеет, и у всех протекает по-разному.
Л.Леонов: Боязнь замкнутого пространства не прошла?
В.Пасютин: Легче стало. Если в лифте есть зеркало, я уже могу ездить, а если нет зеркала, не могу. Клаустрофобия особо не мешала. Если в лифтах не мог ездить, я ходил пешком, потому что мне полезно пешком ходить, мне нужна постоянная физическая нагрузка.
Как-то помню, летели мы в самолете, и я сидел возле окна, и такая ломота пошла. Я даже не понимал, что со мной происходит, но очень плохо себя чувствовал. Потом, видимо интуитивно, вышел в проход, расправил руки, стало легче. Сел уже рядом с проходом, более-менее досидел до конца полета. А вот возле окна уже не мог. Даже сейчас в автомобиле, если я еду сзади в маленьких, где нет дверей, допустим восьмёрка, меня посадят сзади, то есть выхода нет, дверей нет – всё, у меня паника начинается. Впереди без проблемы сижу, а сзади не могу.
Л.Леонов: Видимо, многие люди переживают такие симптомы. Читал про французское метро. Конец платформы, и там обычно пишут «Выхода нет». Туда нельзя, там поезд движется. Много людей, когда читали это «Выхода нет», бросались просто под поезд. И они стали писать «Выход есть, но в другом месте, там», и самоубийства прекратилось.
В.Пасютин: В общем, послали меня в Республиканскую неврологическую больницу в Кишинев. И там меня вылечили, месяц я там лежал и вышел почти здоровый.
Они назвали заболевание – рассеянный энцефаломиелит. В принципе, это тот же склероз. Поражение спинного и головного мозга, при котором иммунитет человека вырабатывает белки против собственной нервной ткани. Мозг как бы сам себя поедает.
Сейчас я лечусь новым лекарством, ему уже лет 10, если не больше, «Копаксон» называется, израильское лекарство. Сейчас уже в России, если раньше 1000 долларов стоило на месяц, то сейчас долларов 150, вполне разумные цены. И я улучшение связываю именно с ним.
Может быть, второй фактор ещё есть, тот, что я меньше работаю. Первые годы я работал, как заведенный, к вечеру уже не соображал, как пьяный был. То есть могу пообщаться, но принимать правильные решения, анализировать что-то, уже просто не мог.
Л.Леонов: Это уже 2000-е годы?
В.Пасютин: Это уже после 2003 года, когда землю получил. Первые 3 года после больницы они мне сказали, что надо лечиться постоянно, курс лечения каждые полгода в Кишинёве. А я же молодой, здоровый, я в армии служил. Что? Через каждые полгода? Ну его нафиг.
Я помню, только месяц вылежал в этой больнице и думаю – нет, хватит! Тогда не до того было, там тогда только строительство фабрики – сумасшедший дом. Было тяжело, и первые 3 года я не лечился, и за мной смотрели, как я хожу, и вроде сказали, что я стал хуже ходить. Но я этого не чувствовал.
Наконец, мать моя пришла, взяла меня за шиворот и повезла к другому доктору, в Тирасполь. Гарбуш Анатолий Анатольевич. Он, видимо, литературу читает, и опыт какой-никакой есть, и он меня лечил и результаты неплохие. Я с ним с тех пор и дружил, и он меня лечил, там чего только не было.
Л.Леонов: Вы сейчас можете сказать, что стабилизировалась ситуация, или, может быть, даже улучшилась? Или всё-таки раз на раз не приходится?
В.Пасютин: Постепенно всё-таки идет ухудшение, медленное, но верное. Несмотря на все то, что я применяю. Но опять-таки, надо отдать должное – сумасшедший дом, что творится с моими нервами из-за этого бизнеса. А врачи говорят: «Вам нельзя нервничать».
Л.Леонов: Такую вам устроили молотилку в последние 5 лет, что тут и здоровый с ума сойдёт.
В.Пасютин: И так еле живой, а тут ещё добивают.
Л.Леонов: Поражаюсь, как вам удается это всё гасить?
В.Пасютин: Только девки меня спасают, честное слово. Я недавно прочел в Фейсбуке, врачи сказали, что мужчинам нужно постоянно смотреть на обнаженных женщин.
Кстати, для этого и ночные клубы. Раньше я ходил. Смотришь, выбираешь, бывает, знакомишься. Совершенно другой заряд бодрости, и жизнь больше любишь. Мне рыбалка и охота не нужна, а вот женщины… я ценитель и любитель этого дела. Хотя все женщины мне изменили.
Л.Леонов: Почему же вы тогда не пошли в этот бизнес? Приятное с полезным.
В.Пасютин: А это разве бизнес? Это у них бизнес, во Франции, в Париже, а здесь не бизнес. Здесь надо быть ментом или где-то при большой васти, чтобы таким делом заниматься. Иначе убьют.
Л.Леонов: Мне бы хотелось, чтобы прозвучал такой ответ: ваше заболевание, оно действует в основном на физическую сторону, но не на умственную?
В.Пасютин: Именно на утомляемость. Мозги продолжают работать отлично.
Л.Леонов: Это очень важно для того, чтобы читатель не сказал: «Ну, этот человек больной, что вы от него хотите?» Чтобы эту неполноценность снять.
36. МУЖЕСТВО ЖИТЬ В ПРИДНЕСТРОВЬЕ
Л. Леонов: Кстати, о бизнес-климате. Вы можете какие-то этапы с бизнес-климатом в Приднестровье назвать? Когда было хорошо? Когда стало плохо? Когда стало очень плохо? С чем это было связано? Ваша периодизация.
В.Пасютин: По президентам будем их подразделять. При Смирнове бизнес-климат был вполне хороший, при всех тех проблемах: телефонная блокада, банковская блокада и всё такое. Власть была помощником, а не врагом. Враги были внешние, та же Молдова в таможне дрючила нас.
Правда, и при Смирнове наша таможня была сволочной организацией. Тяжело было с ней работать, ну как бы то ни было, работали.
Они устраивали какие-то налеты. Только мы открыли магазин тут, в Бендерах, пришли, причём с оружием. То ли это был наезд со стороны конкурентов, или что, потому что я сильно не понравился тем, кто возил польскую мебель, моим конкурентам. Ведь мы начали делать свою мебель, но аналог польской. Оборудование было хорошее, немецкое. Качество хорошее, а цены я сразу снизил намного, чтобы убрать конкурентов и завоевать рынок. И видимо, им это не понравилось.
И, видимо, конкуренты таможникам наговорили или те сами думали, что я под видом своей на самом деле ввожу контрабандой импортную польскую мебель. На неё пошлина была 20%, а мы ее не платили, потому у нас очень дёшево.
Потом пришли к нам на фабрику, и когда увидели, сколько там мебели, увидели станки, работу, и ушли они. На этом все кончилось.
Потом, помню, привезли мы из Польши какие-то фасады для кухонь, для мебели, купили очень дешево. Там они были настолько дешевые, что нам свои было бы труднее сделать дешевле. Мы привезли, таможники начали говорить, мол, давайте пошлину. Мы говорим: «Как? Это же не мебель – одна из деталей». Только через суд мы им доказали. Тогда еще суд был нормальный, объективный, и мы выиграли.
Л.Леонов: В арбитражном суде?
В.Пасютин: Да. При председателе суда Мильмане.
Потом уже в сельском хозяйстве, картошку, когда мы собирали, её надо было – в мешки и вести продавать в этих мешках. Такие сетчатые. С Китая пакеты мы привезли целый контейнер. И почему-то таможне это не понравилось. Говорят: «Давайте пошлины». Мы говорим: «Это тара, часть готовой продукции. Мы не торгуем мешками, мы торгуем картошкой». Чего мне стоило отбиться – сумасшедший дом! Люди у меня были, я их заставил, фотографировали всю технологическую цепочку. И только тогда мы доказали, но, по-моему, всё равно нас заставили заплатить.
Таможня – это сумасшедший дом. Другое дело, кто возит эти мешки, чтобы продавать, с них надо брать, а мы – это всё равно, что мы удобрения привозим.
То есть государство зачастую вмешивалось в негативном плане, так как таможня – это институт государства, но было более-менее.
Л.Леонов: Эти случаи были как бы исключения?
В.Пасютин: Да, такое редко было.
Л.Леонов: То есть при Смирнове можно было работать, то есть это до 2012 года, до Шевчука?
В.Пасютин: Да.
Л.Леонов: Дальше что? С того, как вы стали входить в сельхозбизнес? Какие ещё были переломные моменты, этапы? Ведь даже при Смирнове тоже были этапы. Ранний Смирнов – это одно, а поздний Смирнов – совсем другое. Почему он и проиграл Шевчуку выборы, потому что он уже другой был.
В.Пасютин: Зазвездился.
Л.Леонов: Да, обложил себя всякими прохиндеями, утратил критерий оценки людей, стал клевать на похвальбу, стал трусоват, оброс какими-то проблемами семейного плана. Это же тоже сказывалось на бизнес-климате.
Когда вы почувствовали, что что-то изменилось в отношении Смирнова как президента, и у людей, которых он поставил – там изменения пошли какие-то негативные?
В.Пасютин: Нет, при Смирнове всё было нормально.
Л.Леонов: Ну, а какие-то отдельные люди из государственной власти, министры…
В.Пасютин: Ни одного дела там не сделаешь, без "договориться".
Л.Леонов: Этот процесс "договориться", он как-то нарастал со временем или он постоянно присутствовал?
В.Пасютин: Всегда присутствовал. Постоянный фактор. Приднестровская специфика.
Л.Леонов: То есть какой-то другой этап начинается с Шевчука? В два слова охарактеризуйте этот этап. Можно ли утверждать, что государство стало вмешиваться в интересы частного бизнеса, причём в интересах даже не государства?
В.Пасютин: А в интересах частного лица, Шевчука, его родственников и прихлебателей.
Л.Леонов: Еще что? Усилилась карательная роль государства?
В.Пасютин: При Шевчуке на меня где-то 25 уголовных дел завели.
Например, шевчуковский прокурор Дели сказал, что в каком-то году, кажется, в 2013, я не платил налоги. Какую-то фигню. А я заплатил, но чуть позже, на 3 месяца буквально. То есть надо было в сентябре, а я где-то под новый год заплатил. А почему так поздно заплатил? Потому, что мы тендер по картофелю выиграли, продали картофель, потом с этих денег заплатили. Просто раньше не было денег. Можно было бы забрать эти деньги из производства, но не вырастет тогда картофель или что-то другое, это было глупо.
Меня полгода судили в Верховном суде, я там доказывал на суде с аргументами, почему я не заплатил в сентябре. И судья все-таки сказала, что я виноват, но в связи со сроками давности погасили.
Так самое смешное, что мой адвокат еще на первом заседании суда говорил, что сроки давности прошли. Судья говорит: «Ну что, все согласны, что сроки прошли?» Тут со следственного комитета была девушка, она подскочила, пошла видимо звонить, прибегает и говорит: «Нет, мы не согласны, судите». А кончилось этим, что сроки прошли и все. У меня даже есть фотография, где я сижу в клетке железной.
Я был депутатом, меня отдать в суд нельзя было. Когда в Верховном Совете обсуждали вопрос отдавать или нет меня под суд, я был против. Как так? Не за что судить. Все обсуждали, многие за меня были. Коваль и ещё пару человек против. И Хоржанчик встает и подходит поближе и говорит: «Владимир Евгеньевич, вот вы в суде и докажите, что вы были правы». Я говорю: «Хорошо». Потом Верховный Совет, при Красносельском, и Хоржана сдал. Я все хочу ему сказать: ну что, доказал ты в нашем суде свою правоту, дурашка?
Л.Леонов: Тогда всё-таки суд вас оправдал?
В.Пасютин: Ну, как бы это не оправдание, а освободил по срокам давности. Но это и не осуждение. А за что меня осуждать, если я погасил задолженность?
Л.Леонов: Я помню это заседание Верховного суда. В то время, я хочу сказать, ещё такого озверения не было в суде, как при Красносельском. Были какие-то "прелести", но не то, что сейчас происходит. Сейчас же однозначно в судах сговор против Пасютина.
При Шевчуке нужно отметить использование новых методов, изобретенных Шевчуком, для достижения шкурных целей. Какие методы? Давайте перечислим. Отказ от кредитов, вот эти совершенно бредовые судебные преследования по поводу терновской (леонтьевской) земли. Как сейчас выясняется, совсем бредовые. Разбой судисполнителей во главе с Бакрадзе?
В.Пасютин: Она хвасталась, что спала с Шевчуком. Думаю, что вряд ли. Цену себе набивала, чтобы больше ее боялись или уважали.
Она приезжала чуть ли не каждый день к нам, халявные персики брала, ещё что-то и с агрономами нашими беседовала. Им и сказала.
Л.Леонов: А как вы объясните следующее ухудшение бизнес-климата, при Красносельском? С чем это связано? В новое время они вообще во все тяжкие пустились. Это как объяснить? Какие при этом были использованы новые средства преследования и расправы? Давайте пальцы загибать.
Во-первых, совершенно четкая команда пошла против конкретного человека. Шевчук он же землю хапал, а эти стали избирательно работать, по людям, причём не оставляя ни мельчайших надежд на то, чтобы можно было изменить ситуацию, если они на что-то глаз положили. Пошёл откровенный бандитизм государственный против конкретного человека.
В.Пасютин: Не государственный, я бы сказал, при использовании государства.
Л.Леонов: Во-вторых, откровенная ложь, к которой стали прибегать государственные служащие, причем их за руку ловили. С Кузьменко эта история, когда его адвокаты поймали, что рыбницкий глава администрации Фролов фабриковал фальшивые документы. В вашем случае – ложь Коваля, совершенно примитивная, грубая и легко раскрываемая по поводу необрабатываемой "Агростилем" земли. На этом основании правительство приняло решение землю изъять. По закону отпускалось 15 дней на обжалование . Так извещение послали на деревню дедушке, не по вашему адресу, чтобы 15 положенных на обжалование дней вы пропустили, ничего не зная о предупреждении, а потом без судебного разбирательства отнять землю "Агростиля".
В.Пасютин: Потом на заседании правительства он аж орал, и он подговорил других, они тоже меня стали облыжно обвинять. Все это была ложь. Собрали комиссию и пришли в межсезонье обследовать землю, с которой был снят урожай. Я просил. Придите с комиссией, когда мы землю к новому сезону подготовим. Реакция – ноль. Еще бы зимой пришли и обвинили, что земля заброшена, ничего, мол, на ней не растет.
Л.Леонов: Эта ложь государственных лиц – очень опасная штука, не прощаемая ни в каком государстве. Использование лжи государственными людьми при принятии государственных решений – весомый аргумент не признавать Приднестровье государством. Не случайно вместе с ухудшением бизнес-климата в ПМР, ухудшались его шансы стать признанным государством.
Ну и, конечно, стоит отметить, как при Красносельском массово и повсеместно стали использовать фигуру умолчания. Их критикуют, а они молчат в ответ, как рыба об лед. Ни одного слова по существу критики. Шевчук хотя бы реагировал, иногда очень бурно. А этих хватает только на обвинения в оскорблении президента. Докатились до того, что секретят судебные процессы, и народ вообще не знает, за что у нас могут посадить человека в тюрьму. Как было, например, на процессе Геннадия Чорбы, рыбницкого оппозиционера.
Лев ЛЕОНОВ.
