Диалог приднестровского предпринимателя Владимира Пасютина и российского публициста Льва Леонова о жизни, бизнесе, проблемах Приднестровья.
См. начало очерка
6. ГОЛОДНОМУ СОЛДАТУ – 10 ЛЕТ ЗА КРАЖУ МЯСА
Л.Леонов: А в эти два года до армии, наверное, были какие-то попытки куда-то еще поступить в киношном направлении, где-то поучиться?
В.Пасютин: Нет.
Л.Леонов: То есть знал, что пойдёшь в армию, да?
В.Пасютин: Да. То есть я уже созрел для армии. Тоже особого желания не имел, конечно, но тут мать договорилась с одним военным, он был майором, и меня в Бендерскую крепость отправили. Это же супер! Три километра от дома. В советские времена, чтобы служить, где живёшь, это нереально. А он там договорился – у него были друзья в Одесском военном округе. Кстати, жалко, этот офицер потом спился. Хороший мужик такой, но они все алкоголики, военные. Потому что им нечего делать было.
Вот где я служил, до обеда ещё служба идёт, а после обеда они пообедали, выпили и уходили по домам. Про армию у меня тоже воспоминания хорошие, в основном. Правда, один раз на губу меня посадили.
Л.Леонов: В этот период, наверное ещё какая-то первая девушка у вас была?
В.Пасютин: Нет, вы что?
Л.Леонов: Ну, а какие-то конфликтные случаи вспоминаются? Например, связанные с какими-то городскими проблемами? У нас, допустим, были схватки с пацанами, которые на другой улице жили.
В.Пасютин: Что-то подобное назревало, но я не участвовал. Говорили, что там, которые на Днестре живут тоже в частных домах, задирались… Но не было особых драк. Всё-таки тогда и милиция работала, и вообще почвы не было для драк. Но я слышал, что в России улица на улицу дрались. Тут такого не было.
Л.Леонов: Ну а по впечатлениям школьным детским, как вы воспринимали окружение? Как родную среду или там были ещё румынские какие-то отголоски? Какие-то колкости, мол, что ты, румынская сволочь, тут ходишь?
В.Пасютин: Таких выражений вообще не было. У меня по жизни был друг, Йоська, фотограф, он старше. Он, кстати, уже умер. Уехал в Израиль и там умер. Ну, такой, нормальный. И вот моя мать кричит мне, дома летом открыли окна, кричит: «Йоська-жид, он тебя обманет».
Л.Леонов: А какие в Бендерах в тот период были центры тяготения людей в праздники, на какие-то торжества, что считалось хорошим тоном в то время?
В.Пасютин: Центры, дома культуры – всё государственное.
Л.Леонов: Кинотеатр Горького?
В.Пасютин: Кинотеатр им. Горького хороший был, кстати. Сейчас Семёнов его очень хорошо восстановил, очень хороший кинотеатр.
Л.Леонов: Семёнов – это кто?
В.Пасютин: Это бывший депутат, раньше моим был соседом. В общем, я его просто знаю.
Л.Леонов: Он кинотеатр приватизировал?
В.Пасютин: Да. И он еще много чего накупил тут. Он бизнесменом был.
Л.Леонов: Но он сейчас работает, этот кинотеатр?
В.Пасютин: Да.
Л.Леонов: Как кинотеатр?
В.Пасютин: Да, именно как кинотеатр работает.
Л.Леонов: А кто же сейчас ходит смотреть фильмы в кинотеатр?
В.Пасютин: Как и в советские времена, в основном молодежь ходила. Хотя средние тоже. Сейчас тоже молодёжь. Моя дочка, средняя, пришла вчера и говорит, что вот мы идём, ну с её парнем, идем в кино. Я говорю: «Хоть какое кино?» Она говорит: «Фантастика».
Л.Леонов: Там наверное какие-нибудь 3D, 4D?
В.Пасютин: Ну что-то такое. Да уже современное, конечно. Я говорю: «Как ты можешь?» А я, говорит, люблю. Каждый находит себя. Они именно под клиентов и подстраиваются.
Честно говоря, у меня тоже была одна девушка, совсем молодая, ну лет пять назад, ей тогда было лет 18 или 19. И вот она меня таскала в кино, ты, говорит, мой парень. А мне там 55 уже. Она меня таскала на разные фильмы. Мы сидим, я смотрю – только мы и там ещё, может, человек пять-семь.
Л.Леонов: Умирающая реальность.
В.Пасютин: Да, ну может, не умирающая, но дошла до определённого развития и уже дальше некуда, это уже не бизнес, а так, умирание.
В детстве мы ходили часто кинотеатр, и там полный зал, цветное все. И когда я попал в армию, у нас тоже там был кинотеатр, и по привычке ожидаешь барышень… Я, как зашёл, как увидел зал, вот это всё военное – такой шок у меня был, ужас! Первый раз я говорю: ужас. И у нас там было процентов 30 азербайджанцев. Они же кричат. Ну, там идёт фильм, а они кричат по-своему. В армии уже были драки, айзеры, они кучковались в своей банде, и били всех остальных. Или те их били, но я не участвовал.
Л.Леонов: А у Вас в семье, или вот вы постарше стали, не было желания уехать в Россию или куда-то в другое место?
В.Пасютин: Так тогда был Советский Союз, и мы воспринимали, что у нас одна страна. Я говорю, когда развалился Советский Союз, это страшный удар и по психике, и по менталитету, и по всему.
Л.Леонов: Никто не предполагал, что такое может свершиться.
В.Пасютин: Совершенно верно. В армии, когда служил, какие-то лекции читали. И вот КГБшник с лекцией, говорит, что ахиллесова пята Советского Союза – это национальный вопрос. А я говорю: «Какие вопросы? Дружба народов, счастье, то есть, это ленинская национальная политика. Он всё и заложил». Нужно должное отдать Жириновскому, он об угрозе национального размежевания говорил постоянно, и он хотел вместо национальных республик создавать губернии, оно даже вроде пошло, но как-то остановилось.
Л.Леонов: Это была его идея национально-культурной автономии. Он предлагал страну поделить, как в Соединённых Штатах, по географической, а не по национальной территориям. Параллели вот эти и меридианы – и все. А кто там живёт, между ними, какие там нации… Для национальных территорий предполагался особый статус национально-культурной автономии. Может быть, где-то до Отечественной войны, и был какой-то смысл в национальных республиках, и он заключался в том, чтобы вытянуть все эти республики на какой-то хотя бы приемлемый общий уровень. Некоторые республики вообще в средних веках жили.
В.Пасютин: Дагестан и так далее.
Л.Леонов: Вся Средняя Азия. Они там на спутники молились, понимаете? Что там говорить! Но потом, когда там создали промышленность, причём на льготных условиях, то есть они на том же самом, даже на худшем товаре, зарабатывали больше, чем в России. Это, конечно же, было никуда не годно. И национальные республики стали этим пользоваться. Почему гнить-то начало всё с национальных окраин?
В.Пасютин: Даже здесь. Я помню, когда пошёл этот национализм в Молдавии. Он постепенно рос, но в восемьдесят девятом году принял уже уродливые формы. Но я как раз заболел рассеянным склерозом, и когда меня направили в Кишинёв, я ещё думал: зачем там этот национализм? Но, правда, когда попал в больницу, слава Богу, не было ещё последствий.
Л.Леонов: То есть впервые эти будущие негативные вещи вы в армии обнаружили?
В.Пасютин: Нет, раньше. Вот мой отец всё время читал газеты, а мать еще орала на него: «Зачем ты газеты читаешь?»
Л.Леонов: А какие он газеты читал?
В.Пасютин: «Известия». Вот «Правду», нет, он не выписывал, а «Известия» – точно. Потом мать еще кричала: «Что ты, коммунист? Ты только партвзносы платишь».
Л.Леонов: А он коммунистом был?
В.Пасютин: Да, коммунистом был, он вступил в партию еще на Урале. Может, его заставили, он же руководителем был, ну он и не сопротивлялся, потому что он из тюрьмы вышел, он в тюрьме, кстати, сидел. Десять лет.
Л.Леонов: Да вы что? Это какие годы?
В.Пасютин: Сразу после войны. Он ещё молодой был, когда Кенигсберг брали, он там воевал, его там ранили, он лежал чуть ли не 9 месяцев в больнице, лежал уже до Победы. А потом дослуживал дальше. Голод был, жрать хотелось. И они с друзьями нашли там кусок мяса и начали его варить, а там по запаху пришли и взяли – и всё, сразу десять лет дали ему, а другим не знаю. За кражу. Там и сидел, вот где мы жили, на Урале. Он в шахтах работал.
Ссорились, и мать кричала: «Зачем твоя партия? Ты сколько платишь этих членских взносов!» И он что-то там отбрехивался. «Другие, кто там в партии, уже карьеру сделали, а ты?» Упрекала его. Но, я говорю, он столько зарабатывал, что она терпела… Он рассказывал, что он в тюрьме был на хорошем счету, потому что его там заметили, и он тоже какую-то карьеру сделал. Он был там начальником, а потом вышел и также, видимо, был начальником, потому что хорошие руководители – это большой дефицит. Это и при коммунистах было, и сейчас.
Л.Леонов: Это большая редкость, вообще – организация людей, это такая особенная профессия, причём, талант надо иметь.
В.Пасютин: Ну да, руководителем надо родиться.
Л.Леонов: А он сам откуда?
В.Пасютин: Из Беларуси. В 1944 году, когда была операция «Багратион» по освобождению Белоруссии, их наши освободили из оккупации – и сразу в армию. Ему и 18 ещё не было. Его взяли – и сразу на Кенигсберг. И там, он рассказывал, что он был командиром пулеметного расчета, пулемёт «Максим»…И, говорит, 5 человек пулемётный расчёт «Максима». Он командир, заряжает. Немцы воевали хорошо: только нос высунешь, тут тебя и хлопнули. В общем, очередь дали - и бегом менять позицию.
Минами их немцы забрасывали. Наши два раза постреляли – и ушли. А на третий начали стрелять - их и хлопнули. Двое убитых, трое раненых из пятерых.
Я служил… во 2-м понтонно-мостовом полку. Инженерно-саперные войска. Он в Бендерах находился, в Бендерской крепости
Был майор Таранов у нас. В 1992 году, когда начиналась война, он погиб. Был такой случай в Бендерах, Молдавский БТР ворвался и расстрелял автобус наш, и тогда он погиб, он тогда, видимо, уже уволился из армии.
Л.Леонов: Он погиб случайно?
В.Пасютин: Нет, не случайно, перестрелка была. Я его помню с хорошей стороны, потому что я был фотографом у нас в полку, а это элита армии была. Фотографы на особом положении были, потому что все солдаты делали дембельские альбомы, и они все приходили и просили у меня фотографию, и я им давал по возможности. В общем, я белая кость был.
Майор Таранов как-то увидел меня и говорит: «О, Пасютин, сходи принеси червей для рыбалки». Я оскорбился до глубины души – меня, фотографа, за червями! Пошел, взял ведро такое здоровое. А у нас рядом был свинарник, то есть подсобное хозяйство было нашей части, там свиней этих держали. Я как-то раз увидел, что там такие черви были, как змеи здоровущие. Взял лопату и накопал целое ведро таких червей, это было очень легко, 2-3 лопаты, и все – такие они здоровущие. И принес и говорю: «Смотрите, каких червей я вам принес жирных». Я знал, что нужны маленькие, а эти как змеюки были. И он их как увидел: «Ладно, иди». Что и требовалось мне, но он не оскорбился, так ничего.
Л.Леонов: А Таранов был командир полка?
В.Пасютин: Нет, по-моему, начальник штаба. Командир полка тоже хороший мужик.
Л.Леонов: Это российская армия еще была?
В.Пасютин: Советская. Дедовщина, конечно, была, но меня она не касалась почему-то. И в нашей части она как-то в пределах разумного была. В приднестровской армии раньше было больше дедовщины, чем в нашей Советской Армии, видимо, зависело от каждого человека, как он мог реагировать на дедовщину… И как себя поставить в пределах рамок каких-то. В основном, слабым, конечно, доставалось.
7. СЕКСУАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ
А командир полка тоже сыграл в моей жизни большую роль. Там возле части была стоянка автомобилей, и как-то он говорит: «Как полковник, то «Запорожец», машина, а как «Волга» – то прапорщик». Была правда в этих словах, потому что прапорщики поворовывали там.
Когда началась война в Афганистане, я демобилизовался как раз за год до этого. Наших отправили в Афганистан с техникой, что-то там нужно было, какие-то реки форсировать… и обратно полк уже сюда не вернулся. На месте полка в крепости была ракетная часть, потом какая-то приднестровская на ее месте. А сейчас строится музей Бендерской крепости и всякие развлекательные рестораны, говорят, даже казино там сделали, но я там не был еще. В случае чего ресторанами и казином будем отбиваться. Может, отобьемся.
Тут требуется небольшое отступление. После армии где-то в 1979 году я поступил в Хмельницкий институт машиностроительный, вернее, бытового обслуживания. Я демобилизовался, больше с полковником не виделись. Сразу же поступил на подготовительное отделение в институт.
А там же скучно. И я создал сексуал-демократическую партию. Для смеха было, потому что на лекциях сидишь, делать нечего. Написал там все, как положено. Это была пародия на КПСС. Документ такой сделали: программа-минимум, программа-максимум, газета «Голос плоти», потом Герои сексуалистического труда, орден был учрежден, – все в таком плане. Список членов был человек 12. Все ржали – это главная была цель. Девушки даже записались, подружки.
Больше 12-ти членов, говоря по-партийному, дело не пошло. При Советской власти, как бы то ни было, жизнь какая-то была, государство делами народа занималось. Тогда только начали дискотеки образовываться, там диспуты проводили разные, и вот был диспут на тему: «Может ли быть дружба между парнем и девушкой». И я там выступил и сказал, что никакой дружбы не может быть, мне там хлопали все студенты. Потом ко мне преподаватели подходили: «Мы и так уже не знаем, что делать с этими матерями-одиночками». А у меня в этом плане все четко было, у меня детей на стороне нет. Я прочитал «Американскую трагедию» Теодора Драйзера, и очень она на меня подействовала, так что я следил за этим вопросом.
Я жил в общежитии с другим парнем, и тут вдруг к нам в общагу заходит комиссия какая-то проверять, чем мы занимаемся. Мне это не понравилось, когда что-то непонятное происходит, это меня настораживает. Обшмонали всю комнату.
А у меня под кроватью был ящик тушенки, мне родители дали, потому что в Молдавии с мясом было более-менее нормально, а в Хмельницком – хуже. Чтобы было сыновьям, что кушать… А у меня брат тоже учился, только в другой комнате жил. После армии принимали без экзаменов, там полгода подготовительное отделение, а потом автоматом идешь или сдаешь экзамены, не помню, в общем, легко было.
Нашли тут ящик вина… Мы, когда были дома, я прочитал французский трехтомник про изготовление вин, сделал несколько бутылок шампанского и привез туда, чтобы по праздникам его открывать. Давление было бешеное. Когда мы открыли одну бутылку, почти все вино вылилось, осталось чуть-чуть, но попробовали. И стену облили тогда в общаге, и она была такая красная.
Под кроватью несколько бутылок шампанского лежало, а тогда дефицит был в те времена. И они увидели, говорят: «Что это?». Ну что, облили шампанским, продемонстрировали. Ничего не сказали и ушли.
Правда, у меня еще один залет был до этого. Мы старались денег заработать, потому что с родителей неохота было вытягивать с братом, и сделали такие футболки, где-то купили белые, а потом рисунок налепили. Причем по хорошей технологии, шелкографией. У нас тут завод был, который таким методом ткани делал, шелковый комбинат в Бендерах.
А мы там знали всех, потому что мы там работали после школы. Первое, что мы придумали, это ноу-хау наше, это фотография на рабочем месте, как в газетах иногда фотографируют передовиков. А мы шли и говорили: «Хотите сфотографироваться?» Кто-то отказывался, но в основном все фотографировались. Мы тогда с братом зарабатывали немного, но в начале жизни для нас это было хорошо.
Там такой грохот стоял, что рядом стоишь и ничего не слышишь. Они беруши вставляли, еще из-за этого не слышали. Когда мы это поняли, мы уже писали на бумажке. Подходим к ним – раз бумажку, они читают, а потом или машут, мы фотографируем, или нет – цирк. Тяжелая была работа, но хоть какие-то деньги были.
Короче, меня выперли из института по-страшному, по-наглому.
Л.Леонов: А как мотивировали?
В.Пасютин: Там эти коммуняки, вот за что я коммуняк не люблю, они же чиновники, им лишь бы найти какую-то жертву. Тем более, тогда в Польше "Солидарность" была, 1980-ый год, в институте сильно боялись польской заразы – Польша же близко была. Потом эти комсомольцы, твари, были, потом из этих комсомольцев выросли все эти Ходорковские, поэтому я их ненавижу.
Л.Леонов: С коммуняками у меня хорошие отношения, потому что я знал вот этих работяг-коммунистов. И руководителей-коммунистов, которые пахали по двадцать часов в сутки, а то и все 24 часа, кто ж их считал. А комсомольцы для меня тоже омерзительнейшие всегда были. Меня когда в партию принимали, я тогда еще работал в энергосистеме "Челябэнерго", меня спросили: «А почему ты не комсомолец, – я не был комсомольцем – ты был в комсомоле?» Я говорю: «Нет, не был, я сознательный не комсомолец». «Как так – сознательный?» 70-ые годы… Это все превратилось потом в омерзительную конвертацию комсомольских билетов в наглое присвоение общенародной собственности, в олигархию.
В.Пасютин: Потому и проиграли коммуняки. Вот эти Горбачевы-Ельцины оттуда.
Л.Леонов: Так вам впаяли не только тушенку, но и эту сексуал-демократическую партию?
В.Пасютин: Так это главное было! Они не поняли, что это юмор был. И начали меня выгонять из комсомола. А когда из комсомола вылетишь, автоматом из института выгоняют. Причем в 4 инстанциях: сначала в группе у нас, потом на потоке, потом в институте, а потом и в городе. Наверное, они специально хотели такое аутодафе устроить, чтобы другим неповадно было. Ну, а в группе-то у меня все друзья, и я был этим… неформальным лидером, хотя к тому не стремился. Во-первых, я был старше других, после армии, популярный по этим делам. И все были против, чтобы меня выгонять, а эти комсомольцы-начальнички пугали, что если Пасютина не выгоните, то вас тогда вместе с ним выгонят из института. Они боялись, конечно, и родителей, в общем, угрожали им. Ну, и они проголосовали «За», обычная история.
Так у нас и землю отбирали, этот сельхозминистр ПМР Коваль устроил. Нашел, как получить "За" от бывших работников "Агростиля" – против Пасютина.
На потоке тоже многие меня знали, и некоторые даже выступали в мою защиту. Им тоже пригрозили, и они тоже проголосовали, как надо. А в институте уже только ЦК института, там только несколько, такие прожженные чиновники, и в горкоме также.
И меня выперли из института. Написали: «За совершение проступка, несовместимого со званием студента». Это был волчий билет по тем временам. Даже не дали свидетельства о незаконченном высшем образовании.
Я тогда злой был, я не знал, что родителям сказать, потому что они пашут, хотя мы уже сами зарабатывали, но все равно. Они всю жизнь говорили, что нужно всем высшее образование, и все такое. У евреев тоже самое, они обязательно стараются получить высшее.
Л.Леонов: А у родителей было высшее образование?
В.Пасютин: Нет, и отец, видимо, на своем примере, потому что он умный был, все время говорил, что спотыкался об это отсутствие высшего образования. Родители об этом все время говорили. А я не хотел учиться, потому что думал, зачем мне высшее образование, если я работаю фотографом и зарабатываю в несколько раз больше, чем родители. Но они были правы.
Лев ЛЕОНОВ.
